Еда уже сама по себе — иллюстрация чего-то большего. Фьюжн-кухня или очевидные картошка с селедкой, тарелка домашней пасты с тающей шапкой пармезана или рыбное карри цвета выгоревших на солнце индийских пейзажей — у каждого блюда, у каждого способа сервировки своя идея и своя история.
Одна и та же еда предстает перед нами, прикрываясь хрупкостью фамильного фарфора или фривольно раскинувшись на банановом листе. И человек, который взялся рисовать ее честно, становится инструментом тонкой дешифровки общечеловеческих ценностей, которые объединяет обеденный стол.
Изучены сотни рисовальщиков, пересмотрены тысячи картинок, но рефлекс непобедим. Словосочетание «иллюстрация еды» моментально извлекает из памяти советские кулинарные книги о вкусной и здоровой пище с рисунками в жанре беспросветного соцреализма. Иногда это были лаконичные натюрморты, но чаще — столы, забитые немыслимыми, невиданными ни в одном магазине страны яствами. Эта еда и на еду толком не похожа, слишком глянцевая, без всякой фактуры, без огня. С одинаковым равнодушием блестит и бок молочного поросенка, и парадная гроздь винограда. Сегодня никто так уже не нарисует селедку под шубой.
Похожая история происходила с иллюстрацией в США. С той лишь разницей, что картонная и деревянная еда под капиталистическим натиском довольно быстро эволюционировала в более съедобные формы. В иллюстрации 50-х годов еда все еще ненастоящая, но как будто уже более аппетитная и духоподъемная.
Сама интересная эра американской гастрономической иллюстрации — середина 60-х, когда образцовым и слегка обалдевшим от круглосуточного ношения фартука американским домохозяйкам предлагалось готовить поистине психоделические блюда.
Однако иллюстрация пережила и эти страшные времена. Никуда не деться, реклама должна не только сообщать о появлении нового продукта, но и завлекать, соблазнять, сниться по ночам. Поэтому в условиях острой конкуренции рисунки становились все более привлекательными и реалистичными. Гамбургер с каплями утренней росы на салатном листе и стейк в полупрозрачном облаке розмарина.
Но скоро этот рекламный гиперреализм раздулся до размеров безвкусного абсурда. Тот самый архитипичный гамбургер — вновь словно отлит из пластмассы и акрила, не только на картинке, но и в жизни.
Сделав полный круг, гастрономическая мейнстрим-иллюстрация сегодня накренилась в совсем другую сторону. И возродилась в хипстерских наивных закорючках и акварелях, которыми забиты бруклинские витрины. Нервный штрих, неопределенный цвет — все бежит от реализма как можно дальше, ускоряясь на глазах. Нет, мы больше не хотим видеть свое отражение в кристаллах соли на этом картофеле фри, пусть остается только намек, интрига, набросок будущего ланча, обещающий яркие гастрономические ощущения, но какие именно — не сообщающий. Чем меньше точности, тем лучше.
Распространенный сегодня метод рисования еды — сториборды рецептов. Но это только один способ посмотреть на еду. Нарисовать тарелку дымящегося рассольника сумеет каждый, кто не будет лениться. Всю самую сложную работу за художника сделают импульсы в нужных отделах головного мозга зрителя. Однако у еды можно найти и много других качеств. Это только бывшие советские пионеры накрепко помнят, что с едой нельзя играть, а вот представители современной арт-сцены, выросшие на других дрожжах, таких правил не знают. И поэтому сделали съедобное еще одним материалом для художественного эксперимента. А коммерческие художники от них не отстают — но, естествено, в более щадящем режиме. То есть кладут еду прямо в иллюстрацию.
